Марал.

Во времена работы Баргузинской экспеди­ции в Подлеморье благородного оленя было гораздо больше, звери жили почти повсюду. Особенно мно­гочислен марал был в долинах рек Томпуды, Шенгнанды и Большой. Г. Г. Доппельмаир описал даже со­лонец на Горячих Ключах, который интенсивно посе­щали маралы.

Эвенки часто добывали этих зверей; особенно удач­ной была охота, как рассказывали мне однажды шемагирцы Алексей и Филипп Черных, «на шавыкте». Шавыктой они называли мелкую зеленую осочку, ко­торая растет на берегах речек и которую с жадностью поедают весной маралы.

К сороковым годам зверя этого стало гораздо меньше, а сейчас на территории заповедника обитает около пятидесяти маралов в долинах речек Сосновки, Таркулика, Давше и Большой.

Что же произошло, почему в заповедной тайге так неуклонно и так быстро снизилась численность мара­ла? Здесь придется вспомнить о другом олене запо­ведника—лосе. Экспедиция Доппельмаира установи­ла, что лось на северо-восточном побережье большая редкость, его следы были обнаружены лишь в вер­ховьях Томпуды и в районе южной границы Подле­морья.

Через восемь лет после экспедиции в Подлеморье побывал профессор С. С. Туров. Он увидел иную кар­тину: лось занял левобережье низовья Верхней Анга­ры, заметно приблизившись к северной границе запо­ведника, но в самом заповеднике, как утверждает другой исследователь — В. Б. Подаревский, его еще не было. Эвенки шемагирского рода, увидев в своей тайге лося, договорились на первых порах не добывать его, дать размножиться. Лоси, которые, по сообщению Г. Г. Доппельмаира, изредка появлялись в верховьях реки Томпуды, были, по-видимому, пионерами рассе­ления вида с севера. Условия заповедности им приш­лись весьма кстати.

Основной исторической причиной расширения аре­ала лося к югу, вероятно, следует считать установленный В. Б. Подаревским очередной подъем «волны жиз­ни» этого вида па всей территории Восточной Сибири.

Быстро нарастающая численность лосей стала тес­нить поголовье маралов. Это явление впервые отме­тил О. К- Гусев. Лоси, как более выносливые, более мощные и менее требовательные к природным усло­виям животные, начали занимать местообитания ма­рала, и численность этих оленей быстро пошла на убыль.

Конечно, в этом процессе сыграли роль и внутрипопуляционные механизмы, почему-то затормозившие интенсивность размножения маралов. Многочислен­ным марал остался лишь в долинах рек Улюнной, Намамы, Светлой.

У группы маралов, живущих в долине низовья ре­ки Большой, хорошо заметны сезонные перемещения. В конце марта звери начинают постепенно подни­маться по долине. Придерживаясь прибрежных за­рослей, где сравнительно меньше снега, маралы к се­редине апреля поднимаются уже до устья речки Кер-ма, до 21 км от Байкала. В начале августа следы маралов снова появляются в низовьях реки Большой, а с конца этого месяца здесь начинается у них время любви.

Питаются маралы побегами различных кустарнич­ков и кустарников, их листьями, но главная еда — травянистые растения, даже зимой. Зимой звери ску­сывают торчащие над снегом засохшие травы, а ча­ще достают из-под снега, разбрасывая его передними ногами.

Границы своих участков маралы метят, оставляя рогами задиры на коре деревьев, пахучие метки, а также мочу. Моча весной у маралов имеет необычай­но стойкий запах, о котором нельзя сказать, что он неприятен. Как-то, изучая поведение маралов, в мар­те 1958 года я шел по следам четырех зверей. Группу составляли два очень крупных самца, один самец лет трех и одна самка. На льду реки, закрытом толстым слоем снега, кое-где виднелись понижения его уровня. В таких местах снега было всего 3 см и явственно слышалось журчание воды. Эти участки очень инте­ресовали зверей, они долго топтались тут, чертили как бы в сердцах снег рогами — им явно хотелось до­браться до воды. Неожиданно я подошел к группе слишком близко и вспугнул маралов. Они бросились прыжками длиной до 3 м 80 см. И тут на снегу я увидел пятно мочи, которое на глазах приобретало ярко-красный цвет. От него сильно пахло своеобраз­но, даже приятно. Несколько кусочков снега, пропи­танных мочой, я положил в пробирку и взял с собой— так просто, без определенной цели.

Через пять дней я побывал на том же месте, пятно мочи все еще издавало запах, но оно уже не имело яркого цвета. Содержимое моей пробирки я стал изредка нюхать — через неделю, через месяц, через год — оно издавало все тот же, чуть слабеющий за­пах. И вот теперь прошло более двадцати лет. Запах в пробирке остается, и я изредка удивляю этим и себя, и своих коллег. Моча из ярко-красной прев­ратилась в бледно-желтую прозрачную жидкость, из­дающую, правда, едва ощутимо, все тот же запах — запах, свойственный маралу.

Какой же фермент может обладать столь порази­тельной стойкостью?!

Марал — очень высокоразвитое животное, как го­ворят ученые,— это прогрессирующая форма оленей. У них прекрасно развиты все системы, слух и обоня­ние поразительны, а в огромных глазах марала от­ражается вся его горная родина. Это крупные олени, отдельные самцы достигают 200 и более килограммов.

Осенью, в сентябре, на зорях из тайги доносится высокий, страстный, серебряный голос. Это самец ма­рала празднует время своей любви. У каждого зрелого самца в гареме несколько самок. За свое семейное счастье марал готов смертным боем драться с любым искусителем из безгаремных или таких, каким свой гарем покажется недостаточным. Но есть и более сообразительные звери: чтобы не создавать опасность остаться холостым, зверь редко подает голос, а услы­шав ответный — угоняет подальше своих красавиц.

Отел у маралов происходит в первой половине июня, рождается обычно один теленок.

Марал носит рога до марта включительно, затем они у него опадают, и через несколько дней начинают рост знаменитые панты.